Колония можайск

Колония можайск

Московский областной суд поставил точку в нашумевшем уголовном деле о бунте в Можайской воспитательной колонии для несовершеннолетних. Зачинщики массовых беспорядков получили от 3,5 до четырех лет лишения свободы — максимально мягкие наказания по этой статье. В ходе следствия выяснилось, что подростки устроили бунт с единственной целью — укрепить авторитет его зачинщиков в глазах взрослых уголовников. Но как выяснил корреспондент «Ленты.ру» Игорь Надеждин, криминальные авторитеты не только не одобрили эту выходку, но и пообещали сурово наказать организаторов — если те попадут на «взрослую» зону.

Звереныши «детского сада»

Воспитательная колония (ВК) — спецучреждение, где содержат несовершеннолетних осужденных преступников. В отличие от зэков исправительной колонии (ИК), воспитанники ВК не работают, а посещают школу и профессиональное училище. Находятся в ВК, как правило, до 18 лет — но зачастую, если большая часть срока позади, воспитанников задерживают и дальше, чтобы не переводить в ИК. Таким образом они досиживают свои сроки в относительно мягких условиях — ну или стремятся оформить условно-досрочное освобождение.

Именно из-за очень мягкого режима пребывания на воровском жаргоне ВК часто называют «детским садом». Но надо четко понимать — его воспитанники в подростковом возрасте убивали, насиловали, забивали до смерти, воровали и угоняли машины. Почти все они — из неполных семей, значительная часть — сироты, причем зачастую сироты при живых родителях, лишенных родительских прав. У всех психиатры выявили «девиантное поведение и глубокие дефекты социально-педагогического характера».

Потерпевшие по делам, из-за которых подростки попали в Можайский «детский сад», характеризовали их как маленьких зверенышей. И они — подрастающая смена нынешним уголовникам. Так, из восьми осужденных по делу о массовых беспорядках в Можайской колонии, двое отбывали наказания за то, что забили людей до смерти, а шестеро — за серии краж, угоны и мошенничества. Причем четверо из осужденных к 16 годам уже были судимы второй раз, а еще один, будучи под следствием по делу о бунте, получил третий приговор.

Объединяло их всех одно: всем вскоре исполнялось 18 лет, и их должны были перевести из ВК в ИК общего режима. Или, как говорят, «на взросляк».

Анатомия бунта

Бунт в Можайской ВК вспыхнул 21 февраля 2016 года. Примерно в 19:30 группа воспитанников забаррикадировала входные двери в один из корпусов, затем поднялась на второй этаж, где, распахнув окна, стала шуметь и поджигать подушки и одеяла. Дежурному помощнику начальника колонии они выдвинули свои требования: общее послабление режима, сигареты, телефон для связи с родственниками, женщин и прокурора. Чуть позже к этому, весьма странному набору, присоединилось еще два: вызвать журналистов и членов Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Московской области.

Из материалов уголовного дела — реконструкция массовых беспорядков:

«21 февраля 2016 года в 19:30 сотрудники колонии обнаружили, что входная дверь в корпус №1, где располагались первый и второй отряды осужденных, заблокирована. В это же время распахнулись несколько окон второго этажа, откуда группа осужденных, чьи лица были закрыты повязками, стала выкрикивать требования. Практически сразу из окон второго этажа были выброшены вниз магнитофон, телевизор, несколько подожженных подушек и одеял. Несмотря на то что лица воспитанников были закрыты масками, все они были опознаны — по голосам и характерному поведению.

Сразу же после обнаружения заблокированного входа в корпус о произошедшем было доложено начальнику воспитательной колонии, дежурному по УФСИН по Московской области, дежурному по прокуратуре. По команде начальника ВК в действие был введен план «Шум». На рабочие места были вызваны воспитатели, самостоятельно приехал отец Дмитрий, настоятель храма Андрея Первозванного, расположенного в колонии.

О случившемся была проинформирована ОНК Московской области.

Около 20:30 в колонию по сигналу тревоги прибыли воспитатели свободных смен и руководство. К 22:00 в колонию прибыли представители прокуратуры, руководство колонии и УФСИН по Московской области. Увидев начальство, часть воспитанников во главе с Далевичем и Квартальновым стала требовать, чтобы начальство не приближалось к зданию, угрожая в противном случае вскрыть себе вены. Непосредственно к корпусу подошли только некоторые воспитатели. Группа бунтующих потребовала телефон — но передавать им его не стали, а по громкой связи предоставили возможность связаться с родителями.

Периодически находившиеся на втором этаже громко выкрикивали призывы поддержать беспорядки, регулярно скандировали девизы АУЕ . Приближающихся к корпусу сотрудников УФСИН угрожали убить.

Около трех часов ночи в колонию прибыли мать воспитанника Далевича, лишенная родительских прав, и его отчим, мать воспитанника Румянцева, а также мать воспитанника М. Они прошли в здание штаба колонии. В 03:25 трое воспитанников, чьи родители прибыли в колонию, спустились по пожарному рукаву из окна второго этажа и пришли в штаб, где в актовом зале разговаривали с родителями. О причинах произошедшего они ничего внятного прояснить не смогли, так как дети весьма сумбурно говорили о нарушении прав некоторых воспитанников, в частности Асланова , но никаких конкретных примеров не приводили. Родители уговаривали детей прекратить хулиганство и выйти, на что получили ответ, что подумают. Около 05:00 воспитанники вернулись в корпус.

Около 05:30 воспитанники прекратили противоправные действия.

За медицинской помощью по окончании беспорядков обратились девять воспитанников, у всех были зафиксированы поверхностные царапины предплечий. Ни в госпитализации, ни в квалифицированной медицинской помощи никто из них не нуждался. По заключению экспертов, полученные травмы не причинили здоровью воспитанников никакого вреда».

Ровно через 10 часов с начала бунта — в 05:30 22 февраля — все воспитанники спокойно спустились вниз, построились и прошли в спортивный зал, где их осмотрели медики. Воспитатели провели перекличку и положили своих подопечных спать — в тех корпусах, которые не были повреждены.

Ложь во спасение

Сразу после начала бунта в УФСИН по Московской области была проведена служебная проверка. Кроме того, свою проверку тут же начало управление прокуратуры Московской области по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях. А 24 февраля в колонию прибыли несколько представителей ОНК.

Задача была одна — установить причины произошедшего. Тем более, что руководство колонии утверждало: оперативных данных о готовящихся беспорядках не поступало, а в самой колонии обстановка хорошая. Так, 29 января, за три недели до произошедшего, все воспитанники проходили традиционное анонимное анкетирование, по результатам которого 98 процентов оценили обстановку в колонии как стабильную, 90 процентов охарактеризовали отношения между воспитателями и воспитанниками как «справедливые», а на неправомерные действия сотрудников вообще никто не жаловался. Были перепроверены все анкеты — и цифры подтвердились. Более того, за 2015 год ни в ОНК, ни в прокуратуру, ни в УФСИН по Московской области не поступило ни одной жалобы на действия администрации, в том числе — от освободившихся. Правда, сразу после «бузы» в прокуратуру и ОНК поступило 23 письменных заявления — с жалобами на действия воспитателей и руководства Можайской колонии.

— В этих заявлениях воспитанники написали, что их всех заставляют учить длинные стихотворения наизусть, — объяснила Наталья Дзядко, правозащитник и член ОНК Московской области. — И если плохо выучишь — то избивали палками. Причем по принципу — если учил первого числа, то один удар, а если, к примеру, 23-го — то уже 23 удара. Правда, когда мы беседовали, 18 человек от этих утверждений отказались. В том числе один, который заявления вообще не писал.

В свою очередь, руководство колонии подсчитало ущерб от десятичасового хулиганства. Выяснилось, что были полностью или частично уничтожены 700 предметов, имеющих инвентарные номера, — в том числе музыкальные центры, компьютеры и принтеры. Общий ущерб при этом, по данным бухгалтерии, превысил 930 тысяч рублей. До крупного размера не дотянули, но все равно — деньги большие.

Проверки, проведенные всеми контролирующими органами, показали: никаких реальных оснований для хулиганства у воспитанников не было. Та жалоба на избиение воспитанника Асланова не подтвердилась — более того: он сам заявил, что его никто не бил, а устное замечание он получил заслуженно. Авторы 23 жалоб в ОНК при первой же встрече с ее членами заявили — все обращения написаны под давлением других воспитанников и в них нет ни слова правды.

В итоге в феврале прокуратура направила материалы проверки в территориальный отдел Следственного Комитета России (СКР) — и 1 марта 2016 года ведомство возбудило уголовное дело по статье 212 («Массовые беспорядки») УК РФ в отношении 54 воспитанников первого и второго отрядов Можайской воспитательной колонии. Фактически в Московской области оно оказалось первым уголовным делом по столь тяжкой статье УК РФ в новейшей истории.

Молчание зверят

Несмотря на то что хулиганствующие воспитанники пытались спрятать лица, всех до одного опознали — воспитатели хорошо знали и их манеры поведения, и их голоса. Тем более что в 2016 году уже все сотрудники Можайской ВК имели постоянно работающие видеорегистраторы, записи с которых можно было посмотреть в случае малейших сомнений. Для того чтобы избежать возможных эксцессов, всех опознанных бунтарей незамедлительно перевели в другие воспитательные колонии.

Сначала дело расследовал следственный отдел по городу Можайску, но через неделю его передали в Первое управление по расследованию особо важных дел ГСУ СКР по Московской области, поскольку теперь основные фигуранты дела были разбросаны по разным учреждениям ФСИН, в том числе — в Тульской, Архангельской и Ленинградской областях.

— С первой минуты возбуждения уголовного дела все воспитанники первого и второго отрядов получили статус подозреваемых, — рассказывает полковник юстиции Глеб Пережогин, следователь по особо важным делам Первого управления по расследованию особо важных дел Главного следственного управления СКР по Московской области, руководивший следственной группой. — Мы начали допрашивать их всех — и сразу столкнулись с очень интересным фактом: несколько человек вообще не принимали участия в этой «бузе».

— Например, — продолжает Пережогин, — трое воспитанников в момент начала массовых беспорядков оказались в комнате отдыха, где смотрели телевизор. Их около 21:00 за этим занятием через окно и заметил один из воспитателей. Он просто велел им никуда не ходить и лечь спать — так их спящими на полу и нашли рано утром, когда корпус разблокировали. Причем выяснилось, что кое-кто из хулиганов собрался разбить телевизор — но сверстники ему не дали, тем самым фактически противодействуя бунту. Еще четверо воспитанников заперлись в сушилке на втором этаже, где также легли спать. Очень скоро выяснилось: фактически в массовых беспорядках участвовали всего лишь 10 человек.

Три напряженных месяца шли первоначальные следственные действия. Были внимательно изучены все записи видеокамер и видеорегистраторов, допрошены абсолютно все сотрудники колонии, расшифрованы значительное количество часов записей. Но самое главное — подбирались ключики к каждому из воспитанников. Контингент-то весь — ранее судимый, и не по одному разу. Все — из неблагополучных семей, все — с серьезными дефектами воспитания, многие — откровенно асоциальны. Часть из них — убийцы, часть — насильники, почти все преступления совершали неоднократно. И еще до первой судимости почти все прошли откровенно уголовные университеты: вместо родителей воспитывали их старшие криминальные товарищи. Которые намертво вдолбили: ничего не говори, пусть следаки доказывают.

Поэтому многие просто говорили: в беспорядках участие не принимал, ничего не ломал, ничего не жег, спокойно ждал окончания.

Тем более что самая тщательная проверка показала: действительно, в колонии строго соблюдался закон. Более того, к подросткам относились предельно мягко — часто администрация укрывала мелкие правонарушения, чтобы не портить характеристики воспитанников. Никаких предпосылок к бунту, тем более к массовому, не было. Многие даже просились досидеть срок в Можайске, пусть и после совершеннолетия. И часто им шли навстречу.

— Следственной группе удалось убедить всех свидетелей из числа воспитанников колонии, что в них изначально врагов не видят и постепенно всех непричастных избавят от неприятностей, — вспоминает Глеб Пережогин. — Сначала заговорил один, потом второй; мы прекратили их уголовное преследование, переведя в статус свидетелей, — и вот тогда воспитанники нам поверили и стали давать показания.

К июню 2016 года следователи уже смогли восстановить хронологию действий всех, кто находился в здании Можайской ВК на момент начала беспорядков. Тогда же выяснилась и подоплека этого странного происшествия.

Все оказалось очень просто.

«Светлый» и «темный»

Как и в любой уголовной среде, в Можайской воспитательной колонии были свои лидеры — светлый и темный: условно назовем их главный положительный смотрящий и главный отрицательный смотрящий.

Главным положительным смотрящим был Максим Ершов, родившийся 4 марта 1997 года. В 14 лет он в родной Костроме стал активно воровать, а однажды до смерти забил человека, посмевшего оказать ему сопротивление. Осужденный на 5 лет 10 месяцев колонии, он с первой минуты встал на путь исправления, активно сотрудничал с администрацией и был справедлив с другими воспитанниками.

Его антиподом был Владимир Далевич. Мальчик очень непростой судьбы: его родная мать, разведясь, вновь вышла замуж и родила второго — тяжело больного — ребенка. При этом старший сын рос без присмотра, что быстро сказалось и на успеваемости в школе, и на поведении. Но его мать и ее новый муж сосредоточились на младшем ребенке — а старшего сына в итоге отправили в Суворовское училище.

Подростку там понравилось — но через несколько месяцев учебы он жестоко избил одноклассника, за что был исключен. После этого мать Далевича (сейчас у нее другая фамилия) сама обратилась в органы опеки с просьбой лишить ее родительских прав в отношении старшего сына — мол, не справляюсь. Судом это желание было удовлетворено.

Результат оказался предсказуемым: Володя быстро попал в дурную компанию, стал промышлять угонами машин, попался, получил первую условную судимость… Меньше чем через год его задержали вновь — причем уже как лидера группы подростков, промышлявших угонами. Тимирязевский суд Москвы приговорил его к реальному сроку.

И если «светлый» Максим Ершов хотел поскорее освободиться, то «темный» Владимир Далевич избрал другой путь — и стал активно зарабатывать себе отрицательный авторитет.

В Можайской колонии они стали лидерами двух противоположных групп. Но между собой не ссорились, а договаривались. Ершов был старше на год и три месяца, в колонию прибыл раньше, но и срок у него был больше, и статьи — потяжелее. К Далевичу же, изначально ориентированному на отрицание существующих правил, тянулись такие же бесшабашные. И эти факторы, не слишком важные на воле, в стенах ВК приобрели совсем другой вес…

— Администрация порой обращалась за помощью к «светлому» Ершову, чтобы погасить в зародыше возможные конфликты, — говорит полковник юстиции Глеб Пережогин. — А он, понимая реалии, все вопросы обговаривал с «темным» Далевичем. Этот симбиоз оказался полезным — тем более, что авторитет Ершова был весомее авторитета Далевича, и Максим часто осаждал даже своего визави. Ну а воспитанников, которые пытались играть в собственные игры, оба лидера сообща ставили на место.

Так получилось, что приговоры и Ершова, и Далевича предусматривали их перевод во взрослые колонии на общий режим. Но если Далевич должен был покинуть Можайск в июне 2016 года, то Ершову на момент бунта уже исполнилось 19 лет — он оставался в колонии по решению администрации (закон это не запрещает).

К февралю 2016 года Максим Ершов отбыл две трети определенного судом срока — и получил право на УДО. Он обратился с соответствующим ходатайством, администрация его поддержала, и 18 февраля (за три дня до бунта) состоялось заседание Можайского городского суда.

В УДО Ершову было отказано. По формальным причинам: родственники погибшего от его рук заявили, что не получили ни копейки из предусмотренного приговором возмещения морального ущерба — и выступили против УДО. Для человека, надеявшегося на освобождение и весь срок наказания активно стремившегося к нему, такое решение оказалось роковым. К тому же Ершов понимал, что заработанная им положительная характеристика на протяжении двух долгих лет взрослой зоны будет иметь совсем другое значение…

И Ершов просто-напросто отстранился от всего. Чем немедленно воспользовался Далевич — он-то как раз давно ждал возможности проявить себя. Потому что изначально был настроен на переход «на взросляк». Где те, кто раскачивает систему, сразу получают вес.

По оперативным данным, днем 20 февраля «темный» Далевич подошел к разочаровавшемуся «светлому» Ершову и спросил — есть ли у него возражения против небольшой бузы.

«Мне все безразлично — делай, что хочешь», — ответил Ершов.

По версии следствия, тем самым он «дал свое согласие на противоправные действия, выразившееся в форме бездействия».

Беспорядки любой ценой

«Темный» Далевич быстро развил бурную деятельность — ведь его противовес внезапно исчез и неформальное двоевластие кончилось.

Он вместе с товарищами быстро подговорил одного из молодых осужденных, того самого Асланова, совершить провокацию. Впрочем, подговорил — формулировка не совсем правильная: он просто приказал молодому воспитаннику совершить провокацию. Тот вынужден был пойти на открытый конфликт с воспитателем. К чести сотрудника колонии, ему удалось избежать острой ситуации — но Далевич, видимо, ожидавший чего-то подобного, отдал новый приказ, и во второй половине дня 21 февраля Асланов перед двумя отрядами громко заявил, что был избит — его ударили ногой в плечо, хотя явно целили в голову.

Практически сразу состоялся разбор — и администрация колонии выяснила, что применения силы не было, а Асланов явно оговаривает сотрудника. Да и сам он в штабе колонии держался иначе — и все претензии снял. Воспитатель отряда сообщил о разрешении конфликта — но в задуманной Далевичем схеме это уже не играло никакой роли… Когда рабочий день закончился и в колонии осталась только дежурная смена воспитателей, «темный» кинул клич — всем немедленно собраться в спортивной комнате.

Из материалов уголовного дела — показания свидетеля Ивана Иванова, воспитанника колонии:

«До 19:00 21 февраля никаких разговоров о бунте в отряде не было — жизнь шла по распорядку, отношения и между воспитанниками, и с сотрудниками колонии были ровные.

Но после ужина 21 февраля по отряду прошли несколько человек, которые потребовали от всех немедленно собраться в спортивной комнате на втором этаже. Там Далевич, Квартальнов, Вишняков и Белендрясов потребовали от всех немедленно выступить на защиту двух обиженных товарищей — Асланова, которого ни за что избил воспитатель, и Макса Ершова, по беспределу кинутого администрацией, с которой он активно сотрудничал. При этом Далевич обещал, что отказавшихся принять участие в бунте ждут немедленная расправа и в дальнейшем большие неприятности весь оставшийся срок. В это же время Вишняков начал срывать именные нашивки с одежды заключенных, тем самым демонстрируя реальность намерений провести бунт.

Из собравшихся некоторые осужденные высказывали согласие с указанными выше лицами, но большинство никак не реагировало. А в дальнейшем они просто разошлись по отдельным помещениям, где была возможность находиться, и легли спать. По моему мнению, все знали, что организаторы беспорядков хотят расшатать режим перед убытием в колонии общего режима ради авторитета в глазах уголовников, и не хотели принимать в этом участие.

Через непродолжительное время Далевич, Квартальнов, Вишняков, Белендрясов, Дорожкин, Румянцев, Садеков, Сизоненко смастерили из одежды маски, закрыли ими свои лица, вышли из спорткомнаты, заблокировали вход в корпус, приперев дверь грифом от штанги, после чего часть из них начала крушить подвесной потолок, а часть — заваливать лестницы, ведущие на первый этаж, мебелью, которую вытаскивали из комнат.

Переговоры с сотрудниками и руководством колонии вел в основном Далевич через открытое окно на втором этаже, периодически уходя в глубь помещения, присоединяясь к другим осужденным, участвующим в погромах. Поясню, что участие в беспорядках принимали десять человек. Максим Ершов в спорткомнате не присутствовал, но о происходящем знал. Возражений с его стороны не было».

В тот момент, когда причины «бузы» стали ясны, следствие фактически было закончено.

— Самое главное в любом уголовном деле — понять движущую силу преступления, — считает полковник Глеб Пережогин. — Как только это выясняется, остальное становится делом техники. Показания воспитанников о взаимоотношениях Ершова и Далевича, которые формально развивались задолго до «бузы», рассказы о настроениях группы подростков, готовящихся к переводу на общий режим, стали краеугольным камнем. Они, кстати, объяснили и особенности поведения на следствии основных обвиняемых. Как говорится, пазл сложился.

Предавший понятия

Но юридически надо было выполнить еще несколько важных действий, главным из которых стала оценка причиненного ущерба. По данным администрации Можайской ВК, его общая сумма стремилась к миллиону — но суд потребовал заключение экспертов. Они выяснили, что почти все вещи полностью выработали срок амортизации — и ущерб снизился с 930 до 329,5 тысячи рублей. Кстати, внутренние повреждения колонии в общий ущерб не попали — они были устранены силами самих воспитанников.

— Почти все свидетели из числа воспитанников до колонии жили в ужасных бытовых условиях, и только в Можайске многие впервые увидели спортивные тренажеры, игровые приставки, компьютеры и аудиоцентры, — говорит руководитель следственной группы. — Многие воспитанники в глубине души любили свои отряды — хотя бы потому, что впервые за многие годы оказались в нормальных бытовых условиях. Ну а когда их исключили из числа обвиняемых — энтузиазм только прибавился.

15 декабря 2017 года 30 томов уголовного дела поступило в суд. Задержку вызвала экспертиза каждого из поврежденных предметов: всего в ходе следствия выполнено более 20 экспертиз, больше 100 допросов, осмотрены почти 20 часов видеозаписей.

Но очень многое в эти тома не вошло.

Так, по оперативным данным, несколько ближайших родственников Владимира Далевича отбывают наказание в местах лишения свободы, где пользуются авторитетом. И он неоднократно просил у них разрешения на «бузу в детском саду». Но каждый раз ему отвечали отказом. Отчасти потому, что опасались резкой реакции ФСИН, а отчасти проверяя на «уркаганскую дисциплину».

Владимир Далевич такой проверки не выдержал: подбив несколько человек на бунт ради собственного авторитета, он нарушил прямой запрет и привлек к себе лишнее внимание. Теперь на взрослой зоне его ждет «правилка»; чем она закончится — никто не знает.

Куда приводят мечты

Дело о беспорядках в Можайской воспитательной колонии рассматривалось в Мособлсуде почти год. Процесс был очень непростой: в ходе заседаний и подсудимые, и зрители устраивали провокации, звучали завуалированные угрозы, а конвой несколько недель подряд вынужден был тщательно досматривать обвиняемых. Все потому, что прошла информация — подсудимые на процессе собираются заняться членовредительством. Дважды заседания останавливали: приставы фиксировали передачу подсудимым запрещенных предметов.

Любопытно, но особое внимание к процессу проявляли не отечественные, а иностранные журналисты. Причем трижды, несмотря на прямой запрет, они пытались осуществлять видеосъемку заседания. Только в сентябре 2018 года вся эта чехарда внезапно прекратилась — словно откуда-то прошла команда. По странному совпадению прекратилась она после того, как суд посмотрел записи видеорегистраторов сотрудников колонии.

В итоге все восемь подсудимых признаны виновными в участии в массовых беспорядках и приговорены пусть к небольшим, но реальным срокам заключения. А с учетом времени, проведенного в СИЗО, один из них, Олег Белендрясов, освобожден в зале суда.

Максим Ершов был оправдан за недоказанностью организации бунта, но осужден как его участник; с учетом неотбытого срока он получил 3,5 года колонии. По словам юристов, в приговоре Ершова устояла формулировка о «согласии на противоправные действия в форме бездействия».

Все осужденные по делу о бунте должны выплатить Можайской колонии 329 тысяч рублей в равных долях: пока иск не будет исполнен, судимость не может быть погашена. Впрочем, история с бунтом в Можайской колонии еще не закончена: двое обвиняемых в период между возбуждением уголовного дела и выяснением их реальной роли успели освободиться как отбывшие срок. Выйдя из колонии, они на некоторое время выпали из поля зрения следствия. Недавно обоих задержали — и вновь взяли под стражу; сейчас расследование уголовного дела в отношении них продолжается.

Владимир Далевич приговорен к 3 годам 10 месяцам колонии общего режима. С учетом содержания в СИЗО по принципу «день за полтора» ему предстоит досидеть чуть больше пяти месяцев. Этапировать на взрослую зону его не станут — нет смысла.

В колонию общего режима, куда Далевич так стремился, он не попадет.

Вся затеянная им история оказалась «бузой» ради «бузы».

Обратная связь с отделом «Силовые структуры»: Если вы стали свидетелем важного события, у вас есть новость или идея для материала, напишите на этот адрес: crime@lenta-co.ru Еще больше интересного в нашем Instagram. Подпишись!

«Это просто получилось спонтанно, понимаешь, да? Знаешь, да, кто-то что-то крикнул непонятное, и началось уже, — вспоминает один из заключенных Можайской воспитательной колонии для несовершеннолетних, попросивший не указывать его имени. — То, что было, это спровоцировали нас сотрудники колонии. Мамедова ударили ногой, и мы решили за него заступиться. Показали, что вот не стоит так делать, и получилось вот так».

Бунт начался вечером 21 февраля 2016 года в здании, где жили воспитанники первого и второго отряда, все они находились на облегченных условиях отбывания наказания — это значит, что подростки не имели взысканий, не нарушали режим и пользовались из-за этого льготами, например, большим, чем обычно, количеством свиданий; у них были выше шансы на условно-досрочное освобождение. Во всей колонии было не больше сотни воспитанников, в бунте приняли участие около 55 из них.

Около семи часов, после ужина, воспитанники вернулись из столовой в здание общежития. После этого по расписанию до 22 часов у них было свободное время, так что подростки разошлись по комнатам и занялись своими делами — кто-то сел читать книгу, кто-то гладил робу, а кто-то дремал на стуле. Примерно в половину восьмого в коридоре раздались крики — всех звали собраться в спортзале на втором этаже.

Большая часть допрошенных во время следствия подростков утверждает, что подниматься наверх они не стали. Лишь несколько человек рассказали, что в спортзале воспитанники стали обсуждать насилие со стороны сотрудников колонии. Согласно протоколам их допросов, на собрании было решено забаррикадироваться и «не пускать мусоров в отряд», несколько человек обмотали головы футболками, сделав из них скрывающие лица маски. Некоторые начали срывать бирки со своих роб и скандировать: «А! У! Е!». После крика «давайте, понеслась!» кто-то вышел из зала с грифом от штанги и заблокировал входную дверь общежития.

Подростки остались в здании одни — в тот момент, когда двадцатикилограммовый гриф упал на ручки двери, занимавший пост старшего воспитателя колонии Дмитрий Князьков был на улице, он следил, как двое воспитанников выбрасывают мусор. В 19:35, следует из показаний Князькова, он подошел к бараку и услышал звон бьющегося стекла. Обнаружив, что дверь заблокирована, он вызвал по рации коллег и позвонил начальнику Можайской колонии Олегу Меркурьеву.

Свет в бараке уже не горел — сотрудники отключили электричество. Из темных окон летели подушки, тлеющий матрас, ножки от стола, бумаги и стенды с правилами поведения в отряде.

Переговоры между воспитанниками и сотрудниками начались почти сразу. Помимо начальника колонии Меркурьева, которого бунтовщики видеть сперва не хотели, перед бараком собрались его заместитель Александр Чернавский, начальник управления ФСИН по Московской области Анатолий Тихомиров, воспитатель Князьков, прокурор Пальчик и двое священников, регулярно посещавших воспитанников колонии — отец Дмитрий и отец Даниил (последний занимает пост председателя отдела по тюремному служению московской епархии РПЦ).

Подпись

Часть их переговоров с воспитанниками оказалась записана на видеорегистраторы сотрудников ФСИН. В темноте и неразберихе сложно опознать, кто именно из сотрудников и воспитанников в какой момент говорит; видимо, по этой причине их имена не указываются в приложенной к материалам делам расшифровке. Из нее следует, что первым сформулированным требованием осужденных стал телефон для связи с родными:

Воспитанник. Либо телефон, либо я вены вскрою.

Сотрудник. Не будет телефона.

Воспитанник просовывает руку в оконный проем и режет вены.

Воспитанник. На, смотри, ***, смотри, епт.

Воспитанник. Телефоны и нормального отношения к нам!

Во время переговоров подростки постоянно говорили о насилии в колонии, угрожали поджечь здание целиком и сгореть вместе с ним. На записи слышно, как сотрудники докладывают о ситуации по телефону. «Да, алло, слушаю. Угрожают поджечь. Жалуются, что окунают в толчок, этапы плохо принимают», — отвечает на звонок один. Другой говорит: «Олег Александрович, ну, они забаррикадировались, говорят: «Нас тут все ***** посылают, нас бьют»».

Сотрудник. Чтобы вы отряд не бомбили, успокоились.

Воспитанник. Ну пока я сказал, они не бомбят.

Воспитанник. Уже все сломано, следующая стадия — мы поджигаем здесь все.

Подростки, судя по расшифровке, больше всего жаловались на поведение надзирателей и воспитателей. Они кричали, что сотрудники их унижают, избивают, окунают головами в туалет, оскорбляют и «задевают за мать».

Сотрудник. Ребят, это плохо закончится.

Воспитанник. Нам ***** на это.

Сотрудник. Это все равно должно чем-то закончиться.

Воспитанник. Ну вот, как мы позвоним, все это закончится.

Сотрудник. Вот вы устроили тут, чего вы хотите, в конце концов?

Воспитанник. Для начала, справедливости.

Сотрудник. Да блин, это все общие фразы. Напишите конкретно, че вы хотите конкретно, по пунктам.

Воспитанник. Чтобы нас не били, не унижали.

Наиболее емко претензии сформулировал один из воспитанников на второй час переговоров.

Сотрудник. Я тебе еще раз говорю, спустись сюда и мы с тобой переговорим, выясним все, почему это все произошло, потому что, может, до меня эту информацию не так довели.

Воспитанник. Я вам довожу информацию: менты ****** !

Сотрудники колонии, которые стояли под окнами, в свою очередь уговаривали воспитанников спуститься «поговорить», обещали, что никто не будет применять к ним физическую силу и предупреждали, что в противном случае приедут «эти дураки, сам понимаешь, три года сидишь, ничего хорошего не будет».

Сотрудник. Хорошо, пацаны, успокойтесь. Еще раз говорю, сейчас этим кипишем вопросы не решите, вы понимаете?

Воспитанник. А че нам делать?

Сотрудник. Да я тебе говорю, Вадик, ты же знаешь, что это старшее начальство все равно вас виноватыми сделает, не нас. Че вы херней занимаетесь? Сейчас приедем, разберемся с этой херней, вы че?

Уже в суде начальник колонии Олег Меркурьев рассказывал, что подростков пытались успокоить не только сотрудники учреждения, но и священники, которые даже провели молебен под окнами обесточенного барака. По словам Меркурьева, «некоторые осужденные во время молитвы даже показали голый зад».

— А кто это был? — поинтересовалась прокурор.

— Ну, по заду я не могу определить, кто это был. Но зад был, — задумчиво ответил Меркурьев и после паузы добавил. — И не один.

Переговоры с малолетними бунтовщиками продолжались всю ночь. Трое из них — Игорь Квартальнов, Владимир Далевич и Максим Румянцев — к утру по очереди спустились вниз, размотав со второго этажа пожарный шланг. К этому времени в колонию уже приехали матери Далевича, Румянцева и воспитанника Андрея Золотухина.

Пообщавшись с родственниками, подростки успокоились и стали разбирать баррикады. Бунт закончился около пяти часов утра, когда всех воспитанников собрали в спортзале и пересчитали, а девятерым порезавшим себя подросткам обработали раны.

Подпись

Жалобы воспитанников. «Я здесь закон»

23 февраля в колонию приехали члены ОНК Подмосковья. Поговорив с осужденными, они увезли с собой 23 жалобы на насилие со стороны сотрудников ФСИН.

«Этот лагерь — красный козлятник». Воспитанники Можайской колонии для несовершеннолетних объясняют, что довело их до отчаянной акции протеста

Большая часть жалоб связана с использованием надзирателями дубинок — подростки рассказали об избиениях за провинности и принятых в колонии игровых практиках. Так, время от времени они были вынуждены исполнять роль городков в одноименной игре, во время которой надзиратели «выбивали» их резиновыми «палицами». Сотрудник колонии по имени Денис Давыдов усовершенствовал игру «камень-ножницы-бумага» — проигравший получал от него удар дубинкой. Он же заставлял воспитанников учить обращенное к его тезке стихотворение Пушкина «Денису Давыдову», а тех, кто запинался или плохо декламировал строчки про «раздолье ухарских пиров» — бил дубинкой.

Сотрудник Владимир Бойков имел привычку бить дубинкой за любую провинность, например, за оторванную пуговицу, число ударов дубинкой он соотносил с днем календаря. «Если сегодня 23 число, то столько же ударов и следует», — вспоминал один из подростков.

Уже в суде бывший воспитанник Александр Клыков рассказывал, что сотрудники колонии постоянно издевались над подростками. «Ну, допустим, пол трешь, к тебе могли подойти либо пинка дать, либо плюнуть на тебя, либо по спине дать, либо по голове», — вспоминал он. По словам Клыкова, начальник колонии Меркурьев лично выводил провинившегося воспитанника перед двумя отрядами, снимал с него штаны с нижним бельем и порол ремнем.

К событиям 21 февраля, по его словам, привел инцидент с сотрудником колонии Сергеем Буренковым, который ударил воспитанника Намика Мамедова: «Там такой маленький мальчик был, и ему сотрудник саданул в спину с ноги, я сам это видел».

Один из непосредственных участников акции протеста тоже говорит, что до попытки бунта воспитанников довели сотрудники колонии: «В тот день, когда все случилось, сперва одного пацана избили, потом второго довели, и когда после первого случая мы ходили в дежурку, к ДПНК (дежурному помощнику начальника колонии — МЗ), тот сказал, что мы все уладим. Вечером еще одного избили».

По словам собеседника «Медиазоны», он тоже видел, как воспитатель ударил Намика Мамедова. Подросток говорит, что в тот день на втором этаже общежития воспитатель Сергей Буренков попросил заключенного Ильгиза Садекова «сделать походку попроще». «А Намик ему сказал: «Зачем вы так говорите, хороший парень, не надо так говорить». Из-за этого он взял его ногой ударил. Я это увидел, я подошел. Намик тоже там начал: «Что вы делаете, что вы руки распускаете?». Я ему говорю, есть закон. А он говорит в сторону: «Я здесь закон»».

После этого воспитанники попытались пожаловаться по телефону замначальника колонии Александру Чернавскому, однако тот посоветовал им успокоиться и пообещал приехать и лично «поотрывать головы» подросткам.

«И все, это стало последней каплей, — говорит воспитанник. — После чего все собрались, пообщались, ну и решили, вот в итоге получился бунт. Пришли к мнению, что всем это просто надоело и надо что-то делать».

Подпись

Следствие. «За дачу ложных показаний извеняюсь»

Уголовное дело о массовых беспорядков было возбуждено Следственным комитетом 11 марта 2016 года — через три недели после акции воспитанников. По первоначальной версии следствия, бунт в Можайской воспитательной колонии начался из-за того, что 55 малолетних заключенных из второго отряда решили таким образом ослабить режим и получить в свое распоряжение мобильные телефоны и сигареты. О жалобах воспитанников на насилие со стороны сотрудников СК упоминать не стал. Причиненный подростками ущерб оценили почти в 330 тысяч рублей.

15 марта члены ОНК по просьбе начальника колонии Олега Меркурьева вернулись в Можайскую колонию вновь — 18 подростков отказались от своих рассказов про издевательства и извинились перед сотрудниками ФСИН. В части новых заявлений подростки писали, что первые жалобы их под угрозой физического насилия якобы вынудили написать осужденные Игорь Квартальнов и Владимир Далевич.

«И пришлось писать и они говорили что их (сотрудников колонии — МЗ) уволят за это, и без них можно будет расслабить режим», — писали подростки и добавляли: «За дачу ложных показаний искренне извеняюсь и впредь такого не повториться» (пунктуация и орфография авторов сохранены).

Двое воспитанников также написали жалобы на членов подмосковной ОНК Алексея Павлюченкова и Эдуарда Рудыка, которые распространили в прессе содержание жалоб на издевательства в колонии и написали заявление на имя генерального прокурора Юрия Чайки.

Ко второму приезду членов ОНК ни Квартальнова, ни Далевича, ни шести других воспитанников, которые в итоге станут обвиняемыми по делу о массовых беспорядках, уже не было в колонии. В начале марта их без объяснения причин распределили по разным СИЗО Подмосковья. Даже личные вещи подростков так и остались в Можайской колонии.
Один из обвиняемых подростков рассказывает, что воспитанники отказались от своих слов под давлением сотрудников и других осужденных, пользовавшихся авторитетом у подростков; их также заставили дать показания на обвиняемых. «Всех позвали, сказали, что сейчас приедет проверка, приедет ОНК и вы должны так и так сказать. Либо на вас всех дальше будет возбуждено уголовное дело. Вы скажете, что они вас заставили, потом дадите на них какие-то показания, и все будет хорошо, вы пойдете как свидетели. Кому надо будет УДО — все будет хорошо», — утверждает он.

Адвокат Ирина Бирюкова, раньше представлявшая интересы одного из рассказавших об избиениях подростков, говорит, что Следственный комитет отказался возбуждать в отношении сотрудников дело о превышении полномочий (статья 286 УК). Отказы обжаловались в суде и впоследствии отменялись. По словам адвоката, СК отказывался возбуждать дело три раза, один из обвиняемых утверждает, что всего отказов было пять, последний — в августе 2017 года.

Подпись

Обвинения. «Должен быть организатор»

Изначально Следственный комитет обвинил восьмерых подростков в участии в массовых беспорядках, некоторых — еще и в призывах к ним. Однако в ноябре 2017 года Максиму Ершову — единственному, кому на момент событий уже исполнилось 18 лет — переквалифицировали обвинение с участия на организацию массовых беспорядках (от 8 до 15 лет лишения свободы). За несколько дней до событий в Можайской колонии суд отказал Ершову в условно-досрочном освобождении — по версии следствия, заключенный решил, что это произошло из-за недостаточной помощи со стороны администрации колонии, и организовал бунт.

При этом в материалах дела указано, что Ершов в воспитательной колонии снял все дисциплинарные взыскания, содержался на облегченных условиях отбывания наказания, активно участвовал в жизни отряда и пользовался уважением со стороны осужденных, «которые впоследствии выражали солидарность в несправедливости судебного решения» об отказе в УДО.

Кого обвиняют по делу Можайской воспитательной колонии

Максим Ершов — 21 год, родился в Костромской области, часть 1 статьи 212 УК (организация массовых беспорядков). Следствие называет Ершова зачинщиком бунта, который он якобы спровоцировал, когда суд отказал ему в УДО.

Владимир Далевич — 20 лет, родился в Москве, части 2 и 3 статьи 212 УК (призывы к массовым беспорядкам и участие в них).

Игорь Квартальнов — 20 лет, родился в Москве, части 2 и 3 статьи 212 УК (призывы к массовым беспорядкам и участие в них).

Олег Белендрясов — 20 лет, родился в Тверской области, части 2 и 3 статьи 212 УК (призывы к массовым беспорядкам и участие в них).

Михаил Вишняков — 20 лет, родился в Костромской области, части 2 и 3 статьи 212 УК (призывы к массовым беспорядкам и участие в них).
Максим Румянцев — 20 лет, родился в Москве, часть 2 статьи 212 УК (участие в массовых беспорядках).

Дмитрий Сизоненко — 20 лет, родился в Новом Уренгое, часть 2 статьи 212 УК (участие в массовых беспорядках).

Александр Дорожкин — 19 лет, родился в Московской области, часть 2 статьи 212 УК (участие в массовых беспорядках).
За организацию массовых беспорядков грозит наказание от восьми до 15 лет колонии, за участие в беспорядках — от трех до восьми лет, за призывы к ним — до двух лет лишения свободы. При этом призывы к массовым беспорядкам относятся к категории преступлений небольшой тяжести, срок давности по ним составляет два года с момента преступления — и он уже истек в феврале 2018 года.

Как утверждает следствие, сначала под воздействием Ершова двое других заключенных — Игорь Квартальнов и Владимир Далевич — заставили двоих воспитанников — Намика Мамедова и Алексея Михальцова — «нарушать режим содержания на глазах у администрации учреждения с целью провокации»; сотрудник дежурной смены Денис Давыдов — тот самый, который, по словам подростков, бил их за стихи Пушкина — на провокацию не поддался и провел с Михальцовым и Мамедовым профилактическую беседу, «при этом физическая сила или специальные средства не применялись».

По мнению одного из обвиняемых подростков, следствие переквалифицировало Ершову обвинение, поскольку в деле о массовых беспорядках должны быть не только участники, но и организатор. Он утверждает, что ему об этом рассказал сам следователь: «Он мне документы показывает и говорит, у Ершова часть первая. Я говорю: «Как так?». Он мне объясняет, что это Пережогин решил попробовать, получится — не получится. Если прокуратура пропустит, значит все, у него будет организация. Потому что у них по логике не достает у следствия, вроде все участники, массовые беспорядки — должен быть организатор. Вот он сделал Ершова. Якобы есть мотив из-за УДО, во-вторых, он самый старший, удобно очень. Он решил попробовать, и прокуратура пропустила».

По словам обвиняемого, воспитанник Ершов не принимал никакого особенного участия в бунте, потому что ему было «все равно». Начальник колонии Олег Меркурьев в суде говорил, что видел Ершова во время бунта всего один раз — тот промелькнул в окне и на вопрос начальника, в чем причина беспорядков, ответил: «Да так получилось». Замначальник колонии Александр Чернавский в суде говорил, об «отчаянии» Ершова и «отчаянии» других заключенных после отказа в УДО. На вопрос самого Ершова о том, считает ли он его организатором беспорядков, Меркурьев ответил отрицательно.

Подпись

Суд. «Придумай историю получше»

Уголовное дело Московский областной суд начал рассматривать 14 февраля, спустя два года после событий в Можайской воспитательной колонии. Процесс ведут трое судей: Екатерина Кудрявцева, Надежда Акимушкина и Владимир Семешин.

В обвинении не осталось ни слова о насилии со стороны сотрудников колонии — причиной бунта названо недовольство заключенного Максима Ершова и поддержавших его воспитанников отказом в УДО. В суде вызванные гособвинителем свидетели говорили о том, что отношения между осужденными и сотрудниками колонии были нормальными и никаких конфликтов или избиений они не видели.

О насилии со стороны сотрудников ФСИН рассказал в суде только Александр Клыков, который провел в Можайской воспитательной колонии два года и освободился через месяц после бунта. По его словам, все произошло «спонтанно», потому что «у всех сдали нервы». Клыков вспоминал в суде, что до той ночи сотрудники колонии годами издевались над заключенными, а в незадолго до бунта унижения и оскорбления участились и усилились.

— Какие отношения у вас сложились с работниками колонии, руководством колонии? — спрашивала его прокурор Кузнецова.

— Плохие.

— В связи с чем?

— Ну, как только я приехал, там сразу был «очень теплый прием». Когда они принимали, дубинками били, гуськом заставляли идти до вахты.

— С чьей стороны были подобные действия? Вы о ком сейчас рассказываете? — вмешалась судья.

— ДПНК, заместитель ДПНК.

— Сотрудники?

— Да.

— А вы жалобы писали?

— Нет, жалобы не могли написать, из-за того, что и начальство, и заместитель начальства предупреждали, и сотрудники предупреждали, что будет еще хуже.

По словам бывшего воспитанника Клыкова, его трижды вызывали на допрос к следователю Вадиму Елисееву. На первый — в статусе подозреваемого — он пришел с адвокатом и рассказал об издевательствах в колонии. Два других раза, утверждал молодой человек, он взял 51-ю статью, но подписал какие-то листки бумаги.

В показаниях, которые вошли в обвинительное заключение и приписываются Клыкову, говорится, что между сотрудниками колонии и осужденными не было никаких конфликтов, а обвиняемые подростки названы зачинщиками и активными участниками бунта. В суде молодой человек заверил, что такого он не говорил, а под протоколами с этими показаниями стоит чужая подпись. Во время заседания Клыков рассказал и о давлении со стороны следователя и прокурора.

— А прокурор к вам подходил до процесса? — уточнила у подростка адвокат.

— Да, я когда в первый раз приехал, я когда на метро еще ехал, мне позвонил этот Елисеев, спросил: «Ну че, ты где? Тебя что, искать оперов вызывать? Сейчас тебя все равно найдем». Я говорю: «Я еду на суд». Он, а, ты уже едешь, успей. Все, давай ехай туда, и сбрасывает. Через какое-то время мне звонит прокурор. Звонит мне прокурор говорит, где ты есть? Я говорю, что еду. Он говорит, давай щас, как подъедешь, позвонишь, я тебя встречу. Я подъезжаю, звоню. Он говорит, не, давай я тебя встречать не буду, чтобы нас никто из адвокатов не видел, заходи, поднимайся на третий или шестой этаж, не помню. По-моему, на шестой. Поднимайся и подходи ко мне, я тебя встречу уже там в холле. Я говорю, хорошо. Пришел, она меня встретила, мы зашли в какой-то кабинет, она меня начала спрашивать, я все вопросы сам рассказал, она говорит типа «придумай историю получше».

— Это вот этот гособвинитель?

— Да.

— Присутствующий на судебном заседании?

— Да. Придумай историю получше…

— Замечательно.

— Ну, вы придумали историю получше?

— Нет.

Пока шло расследование, уже все восемь обвиняемых, а не только Максим Ершов, достигли совершеннолетия. В Можайской воспитательной колонии они оказались по обвинениям в кражах, грабеже, угоне автомобиля и причинении тяжкого вреда здоровью. Если бы не уголовное дело о массовых беспорядках, в 2018 году они уже вышли бы на свободу.

Замначальника колонии Александр Чернавский во время заседания сетовал, что все подростки были на хорошем счету и получали поощрения, он постоянно говорил об их «трудной судьбе». В зале суда во время рассмотрения дела о бунте не было ни одного близкого родственника обвиняемых.

«С воспитательными колониями все очень плохо»

С 2006 по 2017 год количество воспитательных колоний в России сократилось с 62 до 23, следует из ответа ФСИН на запрос «Медиазоны». Это связано с сокращением числа заключенных: если в 2006 году их было свыше 13 тысяч, то в 2017 году — меньше полутора тысяч. Ведомство подчеркивает, что это связано с гуманизацией законов и судебной практики по отношению к несовершеннолетним.

Беспорядки, массовое членовредительство или массовое неподчинение сотрудникам ФСИН происходили как минимум в 14 колониях, следует из изученных «Медиазоной» сообщений СМИ за последние годы. ФСИН не ответила на вопрос о том, ведет ли ведомство статистику таких случаев и статистику уголовных дел о превышении должностных полномочий сотрудниками колоний.

Как правило, следствие квалифицирует бунты в колониях по трем основным статьям — помимо массовых беспорядков, это может быть статья о дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества (321 УК; максимальное наказание — до 12 лет лишения свободы в случае, если деяние совершено группой, либо с применением насилия, опасного для жизни), либо статья об умышленной порче имущества (167 УК, до пяти лет лишения свободы, если деяние совершено из хулиганских побуждений). По статьям 212 и 321 УК были осуждены 23 воспитанника Ангарской воспитательной колонии, которые устроили бунт в марте 2015 года. По версии следствия, беспорядки произошли из-за того, что воспитанники не пожелали встать на путь исправления, правозащитники же рассказывали о том, что они подвергались издевательствам со стороны сверстников, которые сотрудничали с администрацией.

В Белореченской воспитательной колонии в 2010 году бунт случился после того, как надзиратели избили воспитанника дубинками перед строем. В ответ на это около 70 человек погромили столовую, медчасть и общежитие. Тогда СК возбудил сразу два уголовных дела — о массовых беспорядках (статья 212 УК) против воспитанников и о превышении полномочий (статья 286 УК) против двоих сотрудников ФСИН. Последних приговорили к условному наказанию, в то время как 17 участников погрома получили от полутора до трех лет реального срока. В 2016 году в той же колонии спецназовцы ФСИН насмерть забили подростка; по этому делу осудили десятерых сотрудников на сроки от 2,5 до 11 лет.

В случае, если бунт в колонии не сочли массовыми беспорядками, его участники, как правило, получают меньшие сроки. Так, восемь воспитанников Бобровской воспитательной колонии, которые так же, как и подростки из Можайской колонии, в августе 2015 года забаррикадировались внутри общежития, выбрасывали в окна мебель и ломали предметы быта, получили от шести месяцев до года колонии по статье о порче имущества. Адвокаты воспитанников Можайской колонии апеллировали к этому случаю и просили суд переквалифицировать обвинения своим подзащитным, но им было отказано.

Подпись

«С воспитательными колониями все очень плохо еще с советских времен, так было заведено. Несовершеннолетними проще управлять, чем взрослыми, проще запугивать, проще давить», — объясняет бывший член ОНК по Московской области Алексей Павлюченков.

По его мнению, воспитательные колонии могут иметь красивый фасад, за которым скрывается нарушение прав воспитанников — как со стороны сотрудников ФСИН, так и со стороны активистов, которые сотрудничают с администрацией. Бывший воспитанник Икшанской колонии, отбывавший наказание в 1998–1999 годах рассказывал «Медиазоне», что сотрудники колонии давали приказания «буграм», которые, в свою очередь, «устраивали беспредел».

«В большинстве случаев люди, пережившие насилие, возвращаются в тюрьмы, они забывают, что живут среди нас. Те, кому удается устоять, выходят очень озлобленными, с воровской идеей, что полиция — враги, плохие люди, что те, кто не прошел через тот же ад, что и они, не люди», — считает правозащитник Павлюченков. Об этом же говорил «Медузе» один из бывших заключенных воспитательной колонии: «У меня настолько просто крышу снесло, что я на свободе ходил и никого, ничего не боялся, я себя считал бессмертным, вот реально, потому что я выжил после этого всего».

«Вы будете удивлены вниманием и заботой»

Управление ФСИН по Московской области позиционирует Можайскую воспитательную колонию для несовершеннолетних как образцовую. В 2011 году ведомство обещало реформировать ее и сделать первым в России воспитательным центром; сюда на экскурсию регулярно привозят иностранные делегации, которые, по заверениям пресс-службы, всегда остаются довольны.

«С ними нужно беседовать». Бывший оперативник Белореченской воспитательной колонии — об А.У.Е.-субкультуре и назревшей реформе учреждений для несовершеннолетних

О прекрасных условиях в колонии даже выпустили небольшую книгу «Едем на Можай». «Приехав в Можайскую ВК, вы будете приятно удивлены вниманием и заботой со стороны сотрудников учреждения», — пишет в книге один из воспитателей колонии. «Когда приезжаешь, бьют дубинками, гуськом идешь до вахты. Если не вытрешь за собой, могут либо опустить в туалет, либо описать», — рассказывал в суде побывавший там подросток Клыков.

Поскольку Можайская колония считалась образцово-показательной, там за все нарушения правил воспитанников наказывали неофициально, чтобы не терять показатели, объясняет «Медиазоне» один из участников событий 21 февраля.

«В лагере за любое нарушение должны писать рапорта, либо сажать на кичу (в ШИЗО — МЗ), либо в СУС (на строгие условия содержания — МЗ), но туда не отправляли никого, потому что лагерь считался показательным, а если в СУСе или на киче , то значит, люди нарушают режим, и значит, лагерь уже не образцово показательный. А сотрудники делали вид, что у них образцово показательный лагерь, все хорошо и за любое абсолютно нарушение режима просто физически наказывали», — говорит он.

По словам обвиняемого подростка, на скамье подсудимых оказались те восемь человек, которые не стали договариваться с сотрудниками колонии и пошли до конца в своем желании наказать виновных и прекратить издевательства: «Начальник приходил разговаривать, и он видел, кто как настроен. То, что мы настроены были до конца довести это дело, чтобы сотрудники получили по заслугам, по закону. Он это видел прекрасно, что мы с ним не хотели идти на компромиссы. Мы говорили в открытую, да, мы будем писать эти жалобы, будем писать в прокуратуру. Нас будут судить за массовые беспорядки — пусть судят. Но вы тоже за свое будете отвечать, потому что вы до этого довели».

Следственный комитет провел проверку жалоб воспитанников на насилие со стороны сотрудников колонии, однако не нашел оснований для возбуждения уголовного дела. Некоторые воспитатели получили дисциплинарные взыскания, однако почти все фигурировавшие в жалобах сотрудники по-прежнему работают на своих местах.

Редактор: Егор Сковорода

ФКУ Можайская воспитательная колония УФСИН России по Московской области

Адрес: 143202 Московская область, г. Можайск, пос. Дзержинского

Телефон(ы): 8 (496)382-06-56

Начальник: полковник в/с Меркурьев Олег Александрович

Внимание! Данная карта носит исключительно иллюстративный характер, т.к. сервис Яндекс пока не умеет во всех случаях точно определять положение на карте. В более-менее крупных населенных пунктах, как правило, местоположение определяется верно, но в сельской местности и в удаленных районах возможны ошибки.

Расширенная информация

Полное наименование: Федеральное казённое учреждение «Можайская воспитательная колония» УФСИН России по Московской области

Краткое наименование: ФКУ Можайская ВК УФСИН России по МО

Адрес: 143202 Московская область, г. Можайск, пос. Дзержинского

Начальник учреждения: полковник в/с Меркурьев Олег Александрович

Телефон дежурной части: 8 (496)382-06-56

График приема граждан

Ф.И.О. руководителя

Должность

День приёма

Время приёма

Меркурьев Олег Александрович

начальник

среда

15.00 — 16.00

Чернавский Александр Викторович

заместитель начальника

вторник

14.00 — 15.00

Полевая Ольга Леонидовна

заместитель начальника

четверг

14.00 — 15.00

Ермачков Артём Александрович

заместитель начальника

пятница

14.00 — 15.00

График работы комнаты приема посылок и передач

Ежедневно с 9 до 17 часов.

Перерыв с 12 до 13 часов.

1 и 3 понедельник месяца – санитарный день.

Информация

Как отправить посылку, передачу, бандероль, денежный перевод осужденному?

Родственникам осужденного разрешается отправлять посылки, передачи, бандероли в ИУ.

Осужденным женщинам и лицам, содержащимся в ВК, можно отправлять посылки, передачи, бандероли без ограничения количества. Количество же посылок, передач и бандеролей для осужденных мужчин зависит от вида ИУ и условий, в которых они отбывают наказание. В ИУ устанавливаются: обычные, облегченные, строгие условия отбывания наказания.

Если ваш родственник находится в ИК общего режима, то в обычных условиях он может получить 6 посылок или передач и 6 бандеролей в течение года. В облегченных условиях – 12 посылок или передач, 12 бандеролей. В строгих условиях – 3 посылки или передачи и 3 бандероли.

Если ваш родственник отбывает наказание в ИК строгого режима, то в обычных условиях он может получить 4 посылки или передачи и 4 бандероли в течение года. В облегченных условиях – 6 посылок или передач и 6 бандеролей. В строгих условиях – 2 посылки или передачи и 2 бандероли.

Если ваш родственник отбывает наказание в ИК особого режима, то в обычных условиях он может получить 3 посылки или передачи и 3 бандероли в течение года. В облегченных условиях – 4 посылки или передачи и 4 бандероли. В строгих условиях – 1 посылку или передачу и 1 бандероль.

Если ваш родственник находится в тюрьме общего режима, то он может получить 2 посылки или передачи и 2 бандероли в течение года.

В тюрьме строгого режима осужденный может рассчитывать только на 1 посылку и 1 бандероль в течение года.

Первую посылку, передачу и бандероль осужденный может получить сразу же по прибытии в ИУ.

Между предыдущей и последующей посылкой, передачей и бандеролью должно пройти определенное время. Это время равно числу, полученному при делении 12 месяцев на общее количество посылок, передач, бандеролей, полагающихся осужденному в год.

Вес одной посылки, бандероли ограничивается действующими в стране почтовыми правилами. Так, в настоящее время максимальный вес посылки – 20 кг, бандероли – 2 кг. Вес передачи соответственно не должен превышать максимально допустимого веса посылки, т.е. 20 кг.

Собирая посылку, передачу или бандероль, знайте, что существуют продукты питания, вещи и предметы, которые осужденным запрещено иметь при себе, получать в посылках, бандеролях, либо приобретать. Это:

• все виды оружия, боеприпасы, взрывчатые, отравляющие, пожароопасные и радиоактивные вещества, зажигалки;

• деньги, ценные вещи, ценные бумаги, валюта зарубежных стран;

• оптические приборы;

• наручные и карманные часы (в тюрьмах);

• продукты питания, требующие тепловой обработки (кроме чая и кофе, сухого молока, пищевых концентратов быстрого приготовления, не требующих кипячения или варки);

• продукты домашнего консервирования, дрожжи;

• все виды алкогольных напитков, пиво;

• духи, одеколон и иные изделия на спиртовой основе;

• наркотические средства, психотропные токсические и сильнодействующие вещества, а без медицинских показаний и лекарственные вещества, предметы медицинского назначения;

• электронно-вычислительные машины, пишущие машинки, множительные аппараты и другая оргтехника;

• ножи, опасные бритвы, лезвия для безопасных бритв, колюще-режущие предметы, конструктивно схожие с холодным оружием;

• топоры, молотки и другой инструмент;

• игральные карты;

• фотоаппараты, фотоматериалы, химикаты, кинокамеры, видео- и аудиотехника (кроме телевизионных приемников, радиоприемников), средства связи и комплектующие к ним, обеспечивающие работу;

• любые документы (кроме документов установленного образца, удостоверяющих личность осужденного, копий приговоров и определений судов, ответов по результатам рассмотрения предложений, заявлений, ходатайств и жалоб, квитанций на сданные для хранения деньги, вещи, ценности);

• компасы, литература по топографии, единоборствам, служебному собаководству, устройству оружия;

• военная и другая форменная одежда, принадлежности к ней;

• одежда, головные уборы и обувь (за исключением тапочек, спортивных костюмов и спортивной обуви) неустановленных образцов;

• цветные карандаши, фломастеры, маркеры, чернила, тушь, шариковые и гели1евые стержни (за исключением синего и черного цветов), краски, копировальная бумага;

• порнографические материалы, предметы;

• электробытовые приборы (за исключением электробритв, бытовых электрокипятильников заводского исполнения).

Вместо положенных посылок, передач, бандеролей родственники имеют возможность приобрести через магазин, который есть в каждом ИУ, продукты питания и предметы первой необходимости и передать их осужденному.

В настоящее время в некоторых ИУ родственникам осужденных возможно приобретение товаров через интернет-магазины. Родственники могут выбрать и оплатить покупку, которую доставят осужденному в ИУ. Порядок пользования интернет-магазином можно узнать у администрации ИУ, где отбывает наказание осужденный.

Родственники осужденного вправе отправлять денежные переводы, которые зачисляются на лицевой счет осужденного.

(Ст. 90, 91, 121, 123, 125, 131 УИК РФ; разделы XI, XII, XVI Правил ИУ; постановление Правительства Российской Федерации от 15.04.2005 № 221 «Об утверждении Правил оказания услуг почтовой связи»).

admin

Добавить комментарий